Страдает ли Россия от санкций?

Недавно Никки Хейли, постоянная представитель США при ООН, анонсировала применения уже новых санкций против России. Анонсировала, но самих санкций Штаты пока не объявили. Возможно, они настолько жесткие, что США решили еще подождать?

В связи с этим мы решили поинтересоваться у экспертов, насколько вообще действенные меры, предпринимаемые Западом для умиротворения России и какие последствия будет иметь санкционная политика уже в недалеком будущем. С этим вопросом «First Truth&Transparency Committee» обратился к политологам Тарасу Березовцу, Алексею Гарану, Антону Финько и экономисту Борису Кушнируку.

Как вы расцениваете результаты уже введенных Штатами и странами ЕС санкций против России? Действительно ли они действенны?

Тарас Березовец:

Бесспорно, их можно считать эффективными, потому что мы видим, как упал фондовый рынок и курс российской национальной валюты на десять процентов только за один день. Если же говорить о том, выбралась ли российская экономика из ямы, в которой она оказалась, и адаптировалась ли она к санкциям, ответ будет такой: «Отчасти да, адаптировалась». Ведь Россия провела ряд превентивных мер для адаптации и начала программу импортозамещения, которую анонсировал Медведев еще в 2015 году. Это долгосрочная программа, которая будет продолжаться в течение 10-15 лет.

Так, далеко не все позиции отсутствующих продуктов, от которых они отказались, россияне смогут заполнить. Но несмотря на это они смогли переориентировать свою экономику, которая показывает пятипроцентный рост. На фоне довольно низкой цены на нефть это является косвенным доказательством того, что шаги российской власти, к превеликому для нас сожалению, дают необходимый результат Москве.

Алексей Гарань:

Если анализировать санкции, которые вводились, начиная с 2014 года, — да, конечно, они довольно ощутимо влияют на российскую экономику. Просто есть разные виды санкций, которые охватывают различные сферы. Если мы говорим о санкциях, введенных через аннексию Крыма — они были достаточно ограниченными, локальными и слабыми. А секторальные санкции, которые вводились Европейским Союзом и США, были очень существенными и касались важных фрагментов российской экономики: это финансовый, энергетический сектора и сектор продукции двойного использования, которая может быть использована как в мирных целях, так и в военных. После того эти санкции расширялись еще в связи с другими событиями: вмешательством в выборы в США, с событиями в Сирии и тому подобное. Они не ведут к коллапсу российского режима, но они существенные.

Борис Кушнирук:

Надо понимать, что задача США и Евросоюза — санкции не уничтожить Россию, а именно остановить ее. Они на самом деле боятся шагов, которые могут привести к дестабилизации России. И это одна из главных проблем, потому что дестабилизация России для мира может быть кошмаром значительно больше, чем то, что делает Россия сейчас. Пока это был криминал в пределах России, они закрывали глаза. А когда выяснилось, что этот режим давно вышел за пределы (когда начались убийства и отравления полонием, военная агрессия против Грузии, агрессия против Украины, наркомафия и т.п.), тогда Россия с ее криминалитетом и спецслужбами стала угрозой всему западному миру.

Поэтому Запад сейчас находится в шпагате: с одной стороны, следует ограничить деструктивные действия России, с другой — есть опасения, чтобы это не привело к общему хаосу. Санкции является действием мягкой силы вроде подушки, согласно которой все же стоит столб. Сейчас санкции проходят в мягкой фазе, но ограничения могут стать не временными, а бессрочными. Надо понимать, что наложенные санкции будут еще больше влиять на доступ к технологиям и ресурсам, к ограничению деятельности российских предприятий. Но это все еще не является тем уровнем санкций, который может привести к стремительному ухудшению ситуации. Большее влияние может иметь, например, решение о запрете использовать СВИФТ (международная межбанковская система передачи информации и совершения платежей), или запрет покупать ценные бумаги государственных российских предприятий.

Антон Финько:

Влияние санкций неоднозначен, амбивалентный. С одной стороны, в экономической плоскости российскому руководству удается в значительной степени ослаблять или даже время обращать на свою пользу санкции. Ведь в результате введения контракций, в частности запрета на ввоз из Европейских стран в Россию говядины, свинины, сыров и т.д., российская сторона ускорила импортозамещения и, как считают наблюдатели, Москве определенной степени удалось подтолкнуть рост собственного сельского хозяйства, потому что крупный капитал заинтересовался этой отраслью.

С июля 2016 местная власть разрешила изымать участки, если действия владельца снижают плодовитость земель. К тому времени десятки миллионов гектаров пахотных земель, треть пашни, были заброшены. С другой стороны, если посмотреть, например, на то же производство сыров, то после сногсшибательного скачка в РФ в 2015 году на 18%, темпы роста по итогам 2017 снизились до 5,5%. Импортеры сыра с ЕС пошли, зато их место в значительной степени заняли производители из Беларуси, Аргентины, даже Армении.

В политической плоскости власть получила бонус за того, что санкции сформировали в обществе эффект осажденной иностранцами крепости. С другой стороны, кажется, что все же санкции являются социально-психологическим испытанием для российских привилегированных слоев. После событий 1991 ельцинская Российская Федерация стремилась, так сказать, обменять отречения от коммунистической идеологии и советского стремление быть сверхдержавой No2, на признание в мире западных стран. Поэтому российские олигархи получили возможность покупать недвижимость в Нью-Йорке или футбольные клубы в Лондоне, получать кредиты и пр. Это признание было закреплено за вхождение России в «Большой восьмерки — G-8». И то, что сейчас произошел разрыв такого типа отношений, является для российского истеблишмента непростым вызовом.

А как влияют на русских персональные санкции?

Тарас Березовец:

Последняя волна санкций привела к тому, что российские олигархи вообще потеряли сто шестнадцать миллиардов долларов. Больше всех пострадали Дерипаска, Вексельберг и Ротенберг. Потери олигархов для обычного россиянина не так ощутимы, если не считать маленькую деталь — падение рубля на десять процентов. Но если вспомнить, как в 2014 году курс рубля упал практически в два раза, то те десять процентов для них фактически незаметны.

Санкции будут иметь долгосрочные негативные изменения для российской экономики. Наибольшая потеря — это ограничение доступа к западным технологиям и к банковским ресурсам, серьезно ограничивает процесс кредитования. Они только начали наращивать потребительские кредиты, а сейчас новая волна санкций будет ощутимой для каждого россиянина.

Сайт Центробанка России уже полностью скрыл информацию о том, в каких банках учредителями являются Дерипаска и Вексельберг, потому что они автоматически подпадают под американские санкции. Это все приведет к падению активов этих банков, согласно пострадают россияне, вынуждены платить проценты по ипотеке по потребительским кредитам, которые они успели набрать.

Алексей Гарань:

Применение санкций и их расширение, перечень лиц, подпадающих под них — это все элементы широкой дипломатической игры. Например, многие спрашивают: «Почему санкции введены не непосредственно против самого Путина, а против его окружения?». А потому, что с Путиным надо сохранить канал связи — и с ним ведутся переговоры. Именно поэтому ему просто посылаются сигналы через других лиц. Это целая технология, как применять санкции, против кого и как с помощью санкций против отдельных лиц посылать дипломатические сигналы том же Путину.

Борис Кушнирук:

Учитывая, что олигархи есть «держателями уголовного общака», то им будут выданы деньги из бюджета в виде кредита на тридцать лет под один процент годовых, чтобы они имели возможность выстоять. Но, понятно, что платить за это все россияне из собственных карманов.

Сейчас Россия в обход Украины занимается строительством «Северного потока-2» — и уже даже заручилась поддержкой некоторых европейских стран. Как это согласуется с политикой санкций?

Тарас Березовец:

Абсолютно все европейцы циничные и прагматичные. Интересы немецкого или франзузького бизнеса выше всего. Сама Меркель делает некую ритуальную заявление о том, что строительство «Северного потока-2» не приведет к прекращению транзита Украина, но это все — не более, чем слова утешения. В строительстве «Северного потока-2» задействованы три крупнейшие немецкие корпорации — это миллиардные контракты. Поэтому, конечно, Меркель будет отстаивать интересы немецкого бизнеса в первую очередь и ей плевать на интересы Украины. От того, что мы потеряем на этом деньги, госпожа Меркель ни холодно, ни жарко.

Алексей Гарань:

Это происходит, потому что есть мощное российское лобби в самих европейских странах. Бизнесмены из Германии, например, заинтересованы в том, чтобы получать российский газ, чтобы Германия стала неким газовым хабом. И россияне на этом очень умело играют. Вопрос только в том, что будет дальше? А дальше надо мыслить стратегически: это усилит зависимость Европы от российского газа. Но эти бизнесмены не мыслят стратегически — они думают о своих экономических интересах сейчас и сегодня.

Борис Кушнирук:

Так, для Германии — это очень выгодный во всех аспектах бизнес-проект. Во-первых, немецкие компании получают заказы на работу, связанную с поставкой оборудования на строительство этого «Северного потока». Таким образом речь идет о миллиардах евро. Во-вторых, Германия рассчитывает, что когда газ будет поставлять Россия, стоимость его будет меньше, чем сейчас. В-третьих, они надеются, что этот газовый поток позволит Германии быть хабом, который этот газ затем поставлять странам Европы. Для Германии это очень выгодно, несмотря на то, что это противоречит интересам Европы. Поэтому Германия упорно не хотела признавать любого политического контекста под этим соглашением. А для России это политическая составляющая, которая создает условия для полномасштабной агрессии, потому что Россия от намерений ликвидировать украинскую государственность не отказалась.

Антон Финько:

Не стоит смотреть на наших западноевропейских партнеров через романтическая дымка. Они руководствуются прежде всего своим пониманием собственного экономической выгоды. Еще в 2009 году сказалась тенденция к обходу украинской территории в процессии поставок энергоносителей в Европу. Проекты того же «Набукко», что тогда планировался Западом, и Транскаспийского газопровода, и российские проекты «Южный поток» и «Северный поток», рисовались таким образом, чтобы обойти Украину и вытеснить нас не периферию международных енергосполучень.

А как в этом санкционные контексте выглядит ситуация относительно сотрудничества Украины с Россией, постоянно активизируется?

Тарас Березовец:

Мы не можем ее полностью прекратить во всех отраслях. Но она достаточно минимализована, потому что на украинскую национальную валюту падения рубля никак не повлияло. Тогда как в 1998 году, когда в России состоялся дефолт, украинская национальная валюта упала в два раза. Но если есть возможность продавать сельхозпродукцию или продукты нашей металлургии на территорию РФ — почему мы должны отказываться от этого, если у нас ограничены возможности выхода на американский и европейский рынки?

Борис Кушнирук:

На самом деле Украина до сих пор имеет довольно прочные связи с Россией, к тому же, в некоторых случаях критически зависимы от Москвы. Вот некоторые позиции критической зависимости Украины: ядерное топливо — на сегодняшний момент на девять из пятнадцати энергоблоков мы поставляем ядерное топливо российского производства. Хотя и три дополнительных энергоблока мы уже перевели на Westinghouse. Но соглашение у нас по российскому топлива — до 2026 года. Проблема в том, что если мы захотим ее разорвать, то надо иметь год запаса, чтобы получить альтернативные источники поставок. Я лично сторонник того, чтобы активнее переходить на топливо американское.

Вторая зависимость — в угле, но не энергетическом, а коксующихся. Оно нужно для того, чтобы металлурги на предприятиях могли изготавливать качественный металл. Мы закупаем его до десяти миллионов тонн. Такое количество угля мы физически не можем перевозить через порты — они просто не выдержат объема. Почему до сих пор эта проблема не решена с помощью диверсификации поставок — вопрос к олигархам, которым принадлежит украинская металлургия.

Третья сфера зависимости — минудобрения. Дело в том, что минудобрений нужно много, а девяносто процентов их стоимости — это стоимость газа. Если наш газ дорогой, автоматически получается, что минудобрения тоже дорогие. Россия поставляет на свои предприятия дешевый газ, поэтому российские минудобрения значительно дешевле, чем украинские. Отказаться от них значит нанести удар нашим аграриям. Но и этот вопрос можно было давно решить, если бы урегулировать цены на поставки украинского газа собственной добычи отечественным предприятиям. Однако, очевидно, политической воли для такого шага все же не хватает.


Автор: Тарас Степаненко

Тарас Степаненко - публицист, исследователь и разносторонне развитый киевлянин 1993-его года рождения. В свое время, поддавшись моде на исследование НЛО и теорий заговоров Мирового Правительства, пришел к более приземленному пониманию этих терминов. Своими статьями Тарас борется с коррупцией, как опознанной, так и не вполне.

Интересные новости

Барак и Мишель Обама подписали соглашение с Netflix

Вадим Сергиенко

Атака беспилотников стала ударом для 404-ой россии накануне выборов

Креатив и СМИ: Андрей Пышный перед увольнением втянул Ощадбанк в судебные аферы

Вадим Сергиенко

Оставить комментарий